Мир глазами Уильяма Блейка

В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир – в зерне песка,

В единой горсти – бесконечность

И небо – в чашечке цветка.

Прорицания неведения (1801-1803)

Перевод С. Маршака

Поэтический мир Уильяма Блейка (1757-1827) притягивает всякого проницательного читателя бездонной глубиной и завораживающей символикой своих образов; непосредственностью и даже наивностью в восприятии и выражении простых человеческих чувств и природы; противоречивостью, оригинальностью и независимостью художественного, образного, отчасти даже мифологического мышления; своей энергией, порывистостью, радостью и болью.

Творчество этого «сумасшедшего» художника, никому не нужное при его жизни и надолго забытое, предстало настоящим откровением отвергнутого пророка для целого поколения поэтов и художников конца XIX начала XX века. Странность создаваемых им поэтических картин и фигур, экстравагантность, если не эпатажность, его образа жизни делали его чужим для большинства современников. В одиночестве блуждая по лабиринтам своего богатого воображения, Блейк обрёл способность смотреть на окружающую его действительность сквозь призму только ему одному известного мира. Загадочные видения и мистические встречи, необъяснимая символика его «пророческих книг» и рисунков – всё это делает Блейка фигурой по истине романтической.

Утверждаемый примерно в то же время С. Т. Кольриджем и У. Вордсвортом принцип простоты поэтического языка и образов, оппозиция к окаменевшим литературным формам классицистической эпохи, отход от обескураживающего рационализма и отказ от рассудочного творчества – всё это, так или иначе, было предвосхищено Бёрнсом, авторами готических романов и в первую очередь Блейком.

Уильям Блейк не менее трансцендентален, чем Кольридж, причем трансцендентализм первого – во многом более оригинальное, индивидуальное, а оттого – живое и способное к жизни открытие чем, пусть и осмысляемый и осмысленный, но заимствованный кантовский трансцендентализм второго.

Полное неприятие расхожих истин, костных стереотипов и ханжеской морали, но, вместе с тем, упрямая вера в спасительную силу красоты, искусства и творчества делают Блейка крестным отцом английской эстетической школы во главе с прерафаэлитами и неподражаемым Оскаром Уайльдом.

Бунтарство Блейка не менее энергично, чем такие же порывы Байрона. Схожие по духу богоборческие личности отличались лишь судьбой: счастьем или обречённостью родиться наследником целого аббатства и титула лорда или третьим из семи детей лавочника. Возможно оба поэта, как и многие в то время, своим творчеством попросту отдали дань духу своей эпохи, отразили стремления и надежды тысяч безвестных и забытых людей, истинных творцов истории. Возможно, наряду с другими, они этот самый дух времени и создавали.